Р.Киплинг. Банковское мошенничество

Р.Киплинг

БАНКОВСКОЕ МОШЕННИЧЕСТВО
(из сборника "Простые рассказы с гор")

... И лгал, чтоб спрятать добрые дела.
Будь Регги Берк в Индии, его бы задело, что я такое рассказываю, но так как он сейчас в Гонконге и ничего не сможет узнать, рассказу ничто не помешает. Это тот самый человек, который провернул большое мошенничество в Синдско-Сиалкоттском банке. Он был управляющим одного из индийских отделений, и отличался здравым смыслом, практицизмом и большим опытом в отношении выдачи займов и страхования туземцев. Он умел сочетать с работой мелкие радости повседневной жизни, и выполнять ее при этом превосходно. Регги Берг ездил на всем, что можно оседлать, танцевал так же блестяще, как ездил верхом, и был желанным гостем на любой вечеринке в гарнизонном городке.
Как любил повторять он сам, и как часто, к своему изумлению, обнаруживали другие, существовало два Регги Берка, оба всецело к вашим услугам. С четырех дня до десяти вечера он был "Регги Берком", готовым на любое развлечение - от участия в скачках в разгар сухого сезона до поездки верхом на пикник. С десяти утра до четырех дня он был "мистером Реджинальдом Берком, управляющим местным отделением Синдско-Сиалкоттского банка". Если после полудня вы играли с ним в поло, слушая, как он высказывает свое мнение по поводу промахов остальных игроков, а на следующее утро обращались к нему за займом в две тысячи рупий под заклад страхового полиса стоимостью пятьсот фунтов (и восемьдесят фунтов премии)1, то он узнавал вас сразу, но вам было не так-то легко узнать его.
Директора Банка (а его головная контора располагалась в Калькутте, и слово его главного управляющего кое-что значило для Правительства) - директора Банка умели хорошо подбирать персонал. Они испытали Регги в предельно суровых условиях. Они доверяли ему настолько, насколько директора вообще могут доверять управляющим. Судите сами, оправдал ли он это доверие.
Отделение Регги располагалось в достаточно большом гарнизоне, и имело обычный штат: один управляющий, один счетовод (оба англичане), кассир и целый выводок туземных писцов; кроме того, полицейский патруль, чтобы охранять банк по ночам. Округ процветал, и работа в основном состояла в выдаче займов-хунди и разного рода сопутствующем обслуживании. Дураку с такими делами не справиться; а умный человек должен быть на дружеской ноге со всеми своими клиентами и до тонкости знать все их обстоятельства, иначе он еще хуже дурака. Регги был моложав, всегда гладко выбрит, в глазах у него поблескивала искорка, а чтобы вывести его из строя, требовалось не меньше ведра артиллерийской мадеры.
Как-то на званом обеде он между делом сказал, что директора направили ему прямиком из Англии настоящее Чудо Природы, исполнять обязанности счетовода. Он был абсолютно точен. Мистер Сайлас Рили, счетовод, действительно принадлежал к разряду природных редкостей - высокий, неуклюжий, костлявый уроженец Йоркшира, отличающийся тем свирепым самодовольством, которое процветает только в этом, самом лучшем из английских графств. "Высокомерный" являлось очень мягким описанием душевного настроя мистера Рили. За семь лет неустанной работы он поднялся до поста старшего кассира в банке Хаддерсфильда; и весь его опыт ограничивался миром северных фабрик. Возможно, в Бомбейском президенстве, где довольствуются полупроцентной прибылью, а деньги дешевы, он пришелся бы к месту; но в зерновой провинции Центральной Индии, где для того, чтобы удовлетворительно свести баланс, от человека требуется незаурядная смекалка и дар воображения, он был бесполезен.
В делах он был на диво ограничен, и, будучи приезжим, никак не мог взять в толк, что банки в Индии работают совсем не так, как у него дома. Как большинство умных самоучек, он был очень простодушен и каким-то образом ухитрился извлечь из обычных любезных фраз своего приглашения убеждение, что директора остановили на нем свой выбор благодаря его блистательным дарованиям, и что они возлагают на него огромные надежды. Убеждение это росло и крепло; и это в придачу к врожденному для жителя северных графств самодовольству. Кроме того, он был хрупкого здоровья, имел слабые легкие и легко выходил из себя.
Нельзя не признать, что у Регги имелись основания называть своего нового счетовода Чудом Природы. Эти два человека никак не могли сработаться. Рили считал Регги взбалмошным неучем, у которого ветер в голове, который придается Бог знает каким излишествам в обиталищах порока, именуемых "офицерские собрания", и абсолютно не годится для такого серьезного и торжественного дела, как банковское. Он так никогда и не смог смириться и молодостью и бесшабашным видом Регги; и не мог смириться с его друзьями, гладко выбритыми, беззаботными офицерами, которые по воскресеньям приезжали в банк позавтракать, и рассказывали за завтраком непристойные истории до тех пор, пока Рили не бывал вынужден встать и покинуть комнату. Рили все время указывал Регги, как ему следует вести дела, и Регги не раз напоминал ему, что семь лет опыта, ограниченного Хадерсфильдом и Беверли, еще не делают человека способным отвечать за большой бизнес в центре Индии. После чего Рили надувался и называл самого себя единственной опорой банка и личным другом директоров, а Регги оставалось рвать на себе волосы. Потому что в Индии тому, кто не может опереться на своего английского подчиненного, приходится очень нелегко: пределы помощи, которую можно ждать от туземцев, строго ограничены. Зимой Рили из-за своих слабых легких стал выходить из строя на целые недели, и вся его работа сваливалась на Регги. Но тот предпочитал ее вечному брюзжанию Рили, когда тому становилось лучше.
Один из разъездных ревизоров банка обнаружил эти болезни и доложил об этом директорам. Надо сказать, что Рили получил свое место благодаря некоему члену парламента, который нуждался в поддержке его отца, а тот, в свою очередь, беспокоясь о легких сына, стремился отправить его в места потеплее. Член парламента пользовался в банке определенным влиянием; но у одного из директоров был собственный протеже, и, когда отец Рили скончался, он сумел убедить остальных членов Совета, что счетовода, который болеет по полгода к ряду, лучше заменить на здорового человека. Знай Рили как он на самом деле получил место, он вел бы себя приличнее; но он ничего не знал, и поэтому приступы болезни сменялись неуемным, беспрерывным и мелочным вмешательством в дела Регги, причем, несмотря на подчиненное положение, он находил сотни способов, чтобы продемонстрировать свое самодовольное превосходство. Чтобы облегчить душу, Регги обзывал его самыми потрясающими и чудовищными именами. Но только за его спиной. Он никогда не оскорблял его в лицо, потому что, говорил он, "Рили - такой хворый болван, что половина его мерзких придирок - только от того, что у него вечно болит грудь".
К концу апреля Рили разболелся всерьез. Доктор простукал и прослушал его, и заявил, что скоро ему станет лучше. Потом доктор отправился к Регги и спросил: "Знаешь, насколько плох твой счетовод?". "Нет!", - ответил Регги. - "Но чем хуже, чем лучше, черт бы его подрал! Когда он здоров, то без толку путается под ногами. Я отдам тебе банковский сейф, если опоишь его чем-нибудь хотя бы на сухой сезон.
Но доктор не стал смеяться. "Слушай, дело не шуточное", - сказал он. - "По моим прикидкам, ему осталось месяца три постельного режима, и еще примерно неделя, чтобы умереть в этой постели. Готов поставить на карту и честь, и репутацию, если это не все, на что он может рассчитывать на этом свете. Чахотка проела его до костей".
Лицо Регги мгновенно превратилось в лицо "мистера Реджинальда Берка". Он спросил: "Чем я могу помочь?".
"Ничем", - ответил доктор. - "Фактически он уже мертв. Оберегай его от волнений, внушай бодрость и повторяй, что скоро он поправится. Вот и все. Само собой, я буду навещать его до самого конца".
Доктор ушел, а Регги сел за вечернюю почту. Первое же письмо оказалось от Совета директоров. В нем сообщалось, что мистер Рили, в согласии с условиями контракта, получит месячное предупреждение об отставке, и что извещение для самого Рили придет следом. Регги сообщали о прибытии нового счетовода, которого он знал и с которым ладил.
Регги зажег чируту, и, не докурив ее до конца, наметил основные контуры мошенничества. Он спрятал официальное письмо и отправился поболтать с Рили, который был более придирчив, чем обычно, и изводился по поводу того, как идут дела в банке во время его болезни. Он ни разу не задумался, что Регги вынужден делать его работу, и тревожился только о том, как это повлияет на его собственную карьеру. Регги заверил его, что дела идут отлично, и что он, Регги, будет ежедневно советоваться с ним по поводу управления банком. Рили немного смягчился, что не помешало ему довольно откровенно намекнуть, что он не слишком высоко ставит деловые способности Регги. Регги смиренно слушал. А в его письменном столе лежали письма от директоров, которыми могли бы гордиться Гилбарт и Харди!2
Дни в большом сумрачном доме тянулись медленно. Извещение об отставке Рили пришло и было спрятано Регги, который каждый вечер приносил Рили счетные книги и показывал, как продвигаются дела, а Рили изводил его упреками. Регги делал все, что мог, чтобы угодить Рили, но тот вбил себе в голову, что без него банк неминуемо развалится и рухнет. И июне постельный режим начал сказываться на его настроении, и он спросил, заметили ли директора его отсутствие. Регги сказал, что они неоднократно выражали самое искренее сожаление и надежду, что вскоре он сможет возобновить свою ценную деятельность. Он показал Рили письма; и Рили заявила, что директора могли бы написать ему лично. Через несколько дней, распечатывая почту Рили в полумраке комнаты, Регги протянул ему листок - не конверт - с посланием от директоров. Рили сказал, что он был бы благодарен, если бы Регги не вмешивался в его частную переписку, тем более когда ему отлично известно, что сам он слишком слаб, чтобы вскрывать конверты. Регги извинился.
Настроение у Рили переменилось, и он прочитал Регги целую лекцию о его дурных привычках - о его пристрастии к лошадям и сомнительных знакомствах. "Конечно, пока я лежу здесь совсем беспомощный, мистер Берк, я не могу наставить вас на истинный путь; но когда мне полегчает, я надеюсь вы обратите внимание на мои слова". Регги, который, чтобы ухаживать за Рили, был вынужден забросить и поло, и вечеринки, и теннис, сказал, что он искренне сожалеет, поправил подушку Рили, и без малейшего раздражения слушал, как он брюзжит и сам себе противоречит хриплым, сухим, задыхающимся шепотом. Это было во второй половине июня, после тяжелого рабочего дня, а работать он был вынужден за двоих.
Когда прибыл новый счетовод, Регги посвятил его в суть дела, и объявил Рили, что к нему приехал погостить приятель. Рили заявил, что он мог бы проявить больше такта и не развлекаться со своими "беспутными дружками" в такое время. В результате Регги заставил Кэррона, нового счетовода, переселиться в клуб. Благодаря Кэррону у него стало меньше работы, и он смог больше времени тратить на то, чтобы ухаживать за Рили: придумывать отговорки, ублажать, укладывать и перекладывать беднягу поудобнее, и подделывать любезные послания из Калькутты. В конце первого месяца Рили захотел послать немного денег матушке. Регги послал чек. В конце второго месяца Рили получил свое жалованье. Регги заплатил его из собственного кармана и вдобавок сочинил хвалебное письмо от директоров.
Рили был очень плох, но жизнь в нем все еще теплилась. Временами ему становилось легче, и его наполняла уверенность в будущем. Тогда он рассуждал о том, как вернется домой и встретится с матерью. Регги, покончил с дневной работой, терпеливо слушал его и всячески подбодрял.
А временами Рили требовал, чтобы Регги читал ему Библию и мрачные методистские трактаты. Он выводил из них моральные уроки, напрямую относящиеся к его своему управляющему. И он всегда находил время, чтобы изводить Регги по поводу работы банка, и никогда не забывал указать Регги на его слабые места. Постоянное пребывание в комнате больного и непрерывное напряжение сильно подействовали на Регги. Нервы у него расшатались, и он стал никудышно играть в биллиард. Но банковская работа, и работа в комнате больного, шли как обычно, хотя градусник показывал сорок семь градусов в тени.
К концу третьего месяца Рили стал стремительно слабеть, и начал понимать, что сильно болен. Но самодовольство, которое помогало ему изводить Регги, не давало ему поверить в худшее. "Чтобы он протянул хоть немного, его надо подкреплять морально", - сказал доктор. - "Если хочешь, чтобы он жил, поддерживай в нем интерес к жизни". И Рили, в полном противоречии со всеми деловыми и финансовыми нормами, получил от директоров 25%-ую прибавку к жалованью. Рили был счастлив и оживлен, и, как это часто бывает при чахотке, чувствовал себя тем бодрее, чем слабее становился. Он протянул еще месяц, попрекая и изводят Регги по поводу банковских дел, рассуждая о будущем, слушая Библию и наставляя грешника Регги, и все время прикидывая, когда он сможет уехать отсюда.
Но однажды невыносимо душным вечером в конце сентября он, ахнув, приподнялся на постели и быстро сказал Регги: "Мистер Берк, я умираю. Я это чувствую. Моя грудь совсем высохла и мне нечем дышать. Насколько я знаю, я не исделал ничо", - он вернулся к выговору своего детства - "ничо, что отягчало бы мою совесть. Слава Богу, на моей душе нет тяжких грехов. Но вам, мистер Берк, я советую..."
Голос его замер, и Регги склонился над ним.
"Пошлите мое сентябрьское жалованье матушке... многого бы добился в банке, если бы было время... ошибочная политика... я тут не при чем".
Он повернулся лицом к стене и умер.
Регги накрыл Это простыней, и вышел на веранду, сжимая в кармане последнее средство моральной поддержки - письмо от директоров с выражениями сочувствия и симпатии.
"Успей я на десять минут раньше", - подумал Регги, - "я мы сумел его взбодрить, чтобы он протянул еще день".

-----------------------------------
1. Фактически занять 135 фунтов под заклад 50, т.е. для того, чтобы накопилось 500 фунтов, требовалось не менее 20 лет.
2. Джеймс Вильям Гилбарт и Питер Харди, авторы учебников и трактатов по банковскому делу.